«Без парты»: как учителя-волонтёры помогают детям политических заключённых

Светлана раньше работала репетитором, а у Антонины была своя школа русского языка. Кроме педагогики девушек интересовала гражданская деятельность и волновали проблемы репрессий в стране. Тогда они решили объединить свой опыт и создать образовательный проект помощи младшим родственникам политически преследуемых россиян. Так появилась инициатива «Без парты». Мы поговорили с её соосновательницей Светланой о том, как устроен проект, какая поддержка нужна детям политзеков и почему гражданским инициативам важно выстраивать партнерские отношения.

Как все начиналось

«Проект придумала Антонина: она поняла, что есть организации, которые занимаются политикой, есть те, кто поддерживает политзаключённых, но проблемы их детей остаются таким «слепым пятном». Им не помогают правозащитники, их семьи в кризисе, и в общем, мы поняли, что в этой области действительно необходима помощь и мы можем её дать.

Идея появилась летом 2024 года, и она была, конечно, довольно сырой. Мы приняли участие в акселераторе от Free Russia (проект «Свободной России» поддержки гражданских инициатив – ред.), и там за два месяца проект оформился и дозрел до своего воплощения. Мы запустились уже в сентябре и с тех пор работаем».

Уроки математики, японского и шахматы

«Без парты» — образовательный проект. Основная цель — помочь детям в учёбе, подготовиться к экзаменам и разобраться в сложных школьных темах без затрат семей на репетиторов.

Сейчас в проекте принимают участие более 50 учителей-волонтёров и 12 детей. Педагоги регулярно проводят бесплатные индивидуальные онлайн-уроки по тем предметам, которые необходимы ученику. Каждый ребенок может выбрать несколько дисциплин.

«У нас есть самые разные специалисты — например, педагог японского, шахматист. Но пока что основные запросы — это языки (английский, французский), математика, физика, информатика, русский, подготовка к экзаменам.

Мы ещё не сталкивались с запросом на подготовку к ЕГЭ по истории или обществознанию.  Это, конечно, вызов для нас, для волонтёров. Если, допустим, папа сидит за «дискредитацию армии», а сыну обществознание сдавать. Как учитель должен ему про российскую власть рассказывать? Мы будем очень бережно работать с таким запросом. Может быть, есть своя логика в том, что заявок от детей политзеков на эти предметы не поступает».

О принципах работы с учителями-волонтёрами

Проект привлекает учителей и репетиторов, координирует их деятельность в соответствии с четкими принципами. А именно: один ученик на одного преподавателя, одно занятие в неделю, чтобы учителя не выгорали, строгий фокус на образовательном треке, без обсуждения ситуации семьи, новостей, без психологической помощи.

Важный аспект работы с волонтёрами и детьми — их безопасность, поэтому «Без парты» большое внимание уделяет анонимности участников: не собирает и не хранит их данные, проверяет контрагентов.

«Процесс «онбординга» — ответственный момент. Перед началом занятий мы знакомимся с преподавателями, созваниваемся, объясняем им, кто мы, как мы работаем. Мы обязательно подчеркиваем вначале, что из проекта всегда можно выйти – и учителям, и ученикам, если не сложилось что-то, изменились обстоятельства и т.д. Чтобы у людей не возникало чувство вины тоже и выгорания не происходило оттого, что слишком много на себя взвалили.

Важно не просто составить этот «мэтч» из ребенка и преподавателя, нужно отслеживать, состоялся ли контакт, как идут дела, продолжается ли учеба, все ли довольны. Мы всегда просим учителей сообщать нам, если возникают психологические сложности, чтобы мы попытались привлечь других специалистов в помощь – на это тоже нужны силы. То есть важно не только провести «онбординг», прислать инструкции, а отслеживать весь процесс взаимодействия учителей с учениками».

«Сарафанное радио» и поддержка сектора

Учителя и родственники политических заключенных узнают о проекте благодаря другим инициативам, активистам и письмам в колонии.

«Наши коммуникации строятся благодаря «сарафанному радио». Мы пишем письма политзаключённым, даже если не знаем, есть ли у них дети. Работаем с низовыми инициативами, например, «Зона свободы». Рассказываем о проекте на активистских площадках. Причем, на этих площадках работать действительно эффективнее. Мы, например, пробовали работать с большими телеграм-каналами – и в итоге репосты в медиа с 50К подписчиков привели к нам всего двоих учеников. А маленькие активистские чаты дали 10+. Помимо того, точечная работа – это большая безопасность для детей, для нас, для учителей, которых мы привлекаем.

Очень рассчитываем на кросс-культурные связи в четвертом секторе, сейчас активно их нарабатываем – именно с помощью этих связей планируем дальше знакомиться с семьями, получать новых учеников».

О ресурсах и перспективах проекта

«Пока мы не открывали сбор, не занимались фандрайзингом. У нас нет и грантового финансирования, все на волонтёрских началах. Деньги нужны, это правда, развитие проекта упирается в них. Например, нужно работать в соцсетях, без этого нет развития. У нас есть Инстаграм и Телеграм, но без SMM-специалиста контенту уделяется мало времени.

Уроки удобнее всего проводить в Google Meet. Но для бесплатного аккаунта в Google нужно зарегистрировать юрлицо – опять же, на это нужны деньги. Нужно активнее общаться с волонтерами, авторассылку для них настроить – и на это нужны деньги. Так что мы, конечно, планируем регистрироваться как организация и собирать пожертвования».

Кому ещё нужна помощь

Светлана надеется, что в будущем проект сможет найти ресурсы для помощи детям политэмигрантов.

«У этих семей вообще очень мало поддержки. Их дети начинают ходить в местные школы, учиться на другом языке. Финансы часто очень ограничены. Мы бы хотели найти возможность заниматься с ребятами, родители которых оставили свой дом по политическим причинам».

*По данным проекта «Avtozak LIVE» в России сейчас насчитывается 5254 политзаключенных. Количество уехавших из страны по политическим причинам, согласно исследованию издания The Bell, с начала войны составило около 650 000 человек. Более поздние данные, опубликованные в феврале 2025 года, указывают, что обратно в Россию из этих эмигрантов вернулись менее 10%.